* Древнекитайская философия. Т.1. — М.: Мысль, 1972. — С. 122.
168
мазохизма (инициаторы которой являются ее же жертвами) не может быть свергнута вооруженной
революцией, как предполагают коммунисты. То, чего добиваются силой, силой же должно и
удерживаться, и поэтому коммунистическая культура еще более противостоит жизни, чем
капиталистическая, и еще более предана этике выживания. С другой стороны, социальный
идеализм Ганди или квакеров — это тоже путь насилия, духовного насилия, направленного против
тела и подталкивающего его к мазохизму «самопожертвования». Достойная восхищения,
преданная и искренняя, как и ее последователи, любовь, которую они проповедуют, является
сочетанием чувства долга и сострадания, «душевностью», лишенной эротического возбуждения
или радости, и поэтому не способной выразить человека в его целостности. Идеализм, рожденный
цивилизацией, — это усилие отчужденной души, восстающей против смерти, и поскольку он
взывает к чувствам враждебности, страха, жалости (которая — тот же страх) или к чувству долга,
он не может пробудить Эрос — подлинную энергию жизни, единственное, что творчески питает
наш разум.
Если и можно извлечь какой-то урок из истории, то он будет состоять в том, что порицание,
угроза, нравоучение — лишь свидетельства несостоятельности этики. Они могут использоваться
как ритуал, благодаря которому дети учатся подражать взрослым, но в качестве основного
средства изменения общества они только поддерживают и укрепляют отношения, удерживающие
нас в состоянии войны. Психоанализ на Западе и пути освобождения на Востоке должны наделить
нас способностью видеть, что есть единственный путь — путь обращения к Эросу, без которого
Логос с его чувством долга и здравым смыслом— мертв. Проблема в том, что цивилизованный
человек заряжен глубокой боязнью Эроса, и поэтому с презрением отвергает предположение об
эротической природе любви к ближнему. Эротическая любовь представляется человеку чем-то
грязным, похотливым, порабощающим и непристойным, и он стремится отбросить ее как
вызывающий отвращение инцест. Отчасти это происходит потому, что эротика для него связана с
гениталиями и не распространяется на весь спектр восприятия, и поэтому он воображает, что
эротические взаимоотношения с другими — это нечто, подобное коллективной сексуальной
169
оргии. На более высоком уровне страх перед эротикой является отмежеванием души от смертного
тела из-за неспособности понять, что смерть — это проблема не только организма, но и души. Вот
почему так опасно спонтанное поведение организма: оно отрицает притязания эго на господство.
Но обращаясь к Эросу, психоанализ должен преодолеть собственное неприятие культуры и
условности своего языка, внушающего отвращение к эротике. Очень часто психоаналитический
взгляд на культуру ограничивается ее развенчанием. Эротический символизм отыскивают во всем,
что создано человеком: в искусстве, науке и религии, — как бы говоря: «Какие же вы все-таки
грязные животные!» Но в то же время открытие Фрейдом эротического начала во всем, что можно