принимаемой теории или хотя бы терминологии науки, а есть множество противоречивых теорий
и несовместимых психотехник. Наше знание неврологии, если она оказывается основой
психиатрии, также чрезвычайно ограниченно. Хуже того, нет уверенности, что психотерапия —
это нечто большее, нежели случайное безвредное лекарство, успокаивающее больного. За
исключением психотических симптомов, которые поддаются контролю с помощью определенных
препаратов, не существует ни одного абсолютно точного способа отличить излечение от
случайного выздоровления. И многие приемы, как, например, лоботомия или шоковая терапия,
являются ни чем иным, как мерами крайнего отчаяния.
Тем не менее, профессионалы в этой области образуют братство терпеливых и преданных
людей, восприимчивых ко всевозможным новым идеям и экспериментам. Даже не зная, есть ли в
этом смысл, они накопили огромный объем подробной информации, и теперь становится
очевидным, что для дальнейшего развития психиатрия должна более тесно сотрудничать с
неврологией и биологией, с одной стороны, и с антропологией и социологией — с другой.
Спрашивается, что еще в нашем обществе можно сделать для индивида, страдающего от
конфликта с противоречивым, устаревшим, ограничивающим без необходимости социальным
устройством
17
и от потока представлений о самом себе как о «заключенном в кожу эго».
То, что сейчас многие скорее пойдут за советом к психотерапевту, нежели к священнику,
вызвано не просто тем, что наука имеет больший престиж, чем религия. Во многих
протестантских и иудейских духовных семинариях преподают курс «пасторской психиатрии»,
включающий практику в психиатрических клиниках.
Более того, религию сделали настолько либеральной, что практически в любом городе и
почти повсюду в сельской местности всегда рядом священник, который воспримет любую вашу
проблему с величайшим сочувствием и великодушием, а часто и с большим пониманием. Но в
разрешении конфликтов между личностью и обществом священнику мешает — и это вполне
объяснимо — его собственная роль. Он представляет церковь, а религиозные общины, почти все
без исключения, нацелены на укрепление общественных институтов, а не на то, чтобы
критиковать их. Было бы неверным утверждение, что большинство религиозных групп
воздерживается от социальной критики. Многие религиозные общины достаточно решительно
выступают противнекоторыхобщественных институтов, но в то же время они внедряют другие,
не понимая их условности. Они объявляют их находящимися под покровительством Божьей воли
или же законов природы, затрудняя тем самым понимание того, что общественные институты
являются просто правилами общения, универсальное значение которых не больше значения,
скажем, правил грамматики. Более того, сколь бы сочувствующим ни был священник, подспудно
он всегда будет стремиться вернуть человека в лоно церкви.
Иудейская и христианская идея спасения предполагает обязательное членство в общине,
Общности Святых. С точки зрения теории, в идеале церковь как тело Христово есть цельная
вселенная, и так как во Христе «нет ни Эллина, ни Иудея, ни ... раба, [ни] свободного»*, членство